Йосеф Добровский
Чешский филолог (лингвист, литературовед, фольклорист), историк и
просветитель, одна из важнейших фигур Чешского национального
возрождения. Обычно считается основателем славянского языкознания как
науки, ещё при жизни его называли «отцом», «патриархом» славистики. Внёс
основополагающий вклад в изучение старославянского и кодификацию
чешского литературного языка.
Родился близ Рааба (Дьёра) в Венгрии, где служил его отец, вахмистр
драгунского полка австрийской армии Якуб Доубравский; родным языком
Йосефа (получившего фамилию Добровский из-за ошибки в документах) был
немецкий. Семья часто в связи с новыми назначениями отца переезжала из
города в город. Учился в немецкой школе в Бишофтейнице (Горшовском
Тыне), где познакомился с чешским языком. Научился свободно на нём
говорить с 10-летнего возраста (1763) в августинской гимназии в городе
Дойчброд (Немецкий Брод, ныне Гавличкув Брод), затем учился у иезуитов в
Клаттау (Клятовы) в 1767—1769 и на философском факультете Пражского
университета с 1769. В университете привлёк внимание преподавателей
успехами в богословских дисциплинах и умением участвовать в дискуссиях.
В 1772 в Брюнне вступил в новициат ордена иезуитов, готовясь отправиться
миссионером в Индию, но уже в 1773 буллой Климента XIV орден был
распущен, и Добровский вернулся в Прагу, где продолжил обучение уже на
богословском факультете.
Окончив университет, долгое время (1776—1786) был учителем математики и
философии у детей пражского мецената и сторонника идей Просвещения,
президента чешского губернаториума графа Бедржиха Яна Ностица. В этот
период (с 1779) под влиянием другого частого гостя Ностица, Франца
Пельцля, также учившего его детей, Добровский (начинавший научную
деятельность как библеист) занялся исследованием чешских древностей и
литературы. Затем назначен вице-ректором семинарии в Градище (ныне часть
Оломоуца), Моравия; в 1786 принял священный сан, а в 1789 стал ректором.
Добровский участвовал в спорах о положении духовенства, о целибате и был
сторонником церковно-правовых реформ Иосифа II. Кроме того, он с
рационалистической точки зрения критиковал культ св. Яна Непомуцкого. Но
вновь его духовная карьера быстро прервалась из-за внешних причин: в
1790 во всей монархии Габсбургов указом Леопольда II семинарии были
закрыты, и отец Йосеф Добровский вернулся в пражский дом Ностица, занимаясь частным преподаванием и
научно-общественной работой. В 1792 пражское Королевское общество науки
отправило его для сбора и изучения славянских рукописей, похищенных из
Праги шведами во время Тридцатилетней войны, в Стокгольм, Або, Петербург
и Москву; учёный посетил на обратном пути также Варшаву и Краков.
За короткий период пребывания в России Добровский смог ознакомиться
примерно с 1000 древних рукописей. Работал в библиотеках Петербургской
академии наук, Александро-Невского монастыря, в собрании Святейшего
Синода (куда по указу Екатерины II в 1791 были собраны древние рукописи
из монастырей по всей России) и в частных коллекциях, в том числе в
московском собрании графа А. И. Мусина-Пушкина. В 1793 совершил также
научное путешествие по Венгрии, Австрии и Италии; постоянно бывал в
рабочих поездках по Чехии и Моравии. Опубликовал отчёт о шведско-русской
командировке: «Litterarische Nachrichten von einer Reise nach Schweden
und Russland» (1795).
В том же 1795 году психическое здоровье Добровского пошатнулось, во
время помрачения рассудка он сжёг несколько рукописей, в том числе свой
словарь лужицких языков. Граф Ностиц поселил своего друга в небольшом
особняке у Лихтенштейнского дворца — так называемом доме Добровского (в
1947 перед зданием поставлен памятник учёному). К 1803 Добровский
полностью выздоровел. В дальнейшем он жил в Праге или в замках Ностица и
другого приятеля, аристократа Чернина, продолжая активную научную
деятельность. В 1828 поехал в Брюнн изучать тамошнюю библиотеку, заболел
там и умер.
Кроме историко-филологических изысканий, занимался также ботаникой
(Entwurf eines Pflanzensystems nach Zahlen und Verh?ltnissen, 1802).
Вклад в науку
В область научных интересов Добровского как историка входили
кирилло-мефодиевистика, вопрос прародины славян, средневековая чешская
историография. Он обнаружил и опубликовал значительное количество
древних исторических и филологических источников, разработал методику их
описания и исследования. Как историк Добровский одним из первых в
славянских странах последовательно применял критический метод по
отношению к содержащейся в источнике информации, разделял легендарные и
собственно исторические сведения; имел репутацию «резкого и
беспощадного» критика. Классическим образцом этого метода послужили его
«Критические опыты очищения чешской истории от позднейших вымыслов»
(цикл статей, 1803—1819). В национальной истории важнейшим периодом
считал гуситский, хотя к деятельности таборитов относился отрицательно.
Занимался изучением Библии и гебраистикой (опубликовал несколько
еврейских рукописей Торы и греческих — Евангелия, исследовал их
датировки; с библеистических штудий началась его научная деятельность).
Написал исторические очерки чешского языка и литературы; историю
литературы довёл до 1526. В 1780-е издавал сборники «Богемская <и
моравская> литература». Добровский внёс большой вклад в выявление по
рукописям древнейшей формы письменного языка славян — старославянского
языка; выпускал общеславистические сборники «Славин» (1806—1808) и
«Слованка» (1814—1815), в 1813 издал один из первых опытов
этимологического словаря славянских языков, а в 1822 опубликовал на
латинском языке Institutiones — старославянскую грамматику. Занимался
исследованием глаголицы и глаголических рукописей. Предложил первую
классификацию современных славянских языков. Подготовил большое
количество учеников, работавших в Чехии и Германии, с поздним кругом
Добровского (конец 1810-х) был связан выдающийся славист словацкого
происхождения Павел Шафарик.
Добровский был также самым авторитетным знатоком славянского фольклора и
этнографии среди своих современников. Он сразу отнёсся скептически ко
второй из подделок своего ученика Вацлава Ганки — Зеленогорской
рукописи. Твёрдая позиция учёного, расценившего манускрипт как
«очевидный подлог», отрицательно повлияла на репутацию Добровского среди
чешских патриотов (Юнгманн даже назвал его, в знаменитом письме к
Антонину Мареку от февраля 1823 г., «славянствующий немец»), однако
исследования второй половины XIX века подтвердили его правоту.
Просветительская и общественная деятельность
Добровский участвовал в основании в 1784 Королевского (чешского)
общества наук (возникшего на базе кружка просветителей, собиравшихся в
особняке графа Ностица на Малой Стране), а в 1818 Национального музея в
Праге. Вёл педагогическую деятельность, читал бесплатные курсы
славистики кружку молодёжи, с 1792 несколько лет преподавал лужицкие
языки. Его деятельность способствовала росту чешского национального
самосознания, и он пользовался огромным авторитетом среди деятелей
национального возрождения («будителей»), в большинстве своём его
непосредственных учеников, однако лично в политической составляющей
этого процесса он участия почти не принимал (исключением можно считать
речь в честь коронации Леопольда II в 1791, где Добровский подчеркнул
роль славянских народов как неотъемлемой составляющей австрийской
державы, косвенно выступив против политики интегризма и германизации,
преобладавшей при Иосифе II).
Трудно переоценить вклад Добровского в судьбу современных ему чешского
языка и литературы. Он опубликовал грамматику и несколько учебников
чешского, а также составил большой чешско-немецкий словарь. В 1795 он
предложил ввести в чешский язык вместо традиционной силлабики
силлабо-тоническое стихосложение, то есть провести реформу, аналогичную
реформе М. В. Ломоносова. Сподвижники Добровского (Пухмайер, Юнгманн), а
затем поэты первой половины XIX века пытались (некоторые не без успеха)
воплотить эту идею в жизнь, но в целом силлабо-тоника в чешской
литературе не прижилась.
Добровский выдвинул концепцию, согласно которой литературный чешский
язык должен ориентироваться на язык XVI века — «золотой эпохи» Чехии;
изменения времён австрийского владычества он считал «порчей языка» (сама
общепринятая периодизация истории чешского языка принадлежит опять же
ему). Этот взгляд возобладал у чешских просветителей и впоследствии
привёл к появлению двух параллельных регистров языка — литературного,
более архаизированного, и «общего чешского», близкого к разговорной речи
и в некоторых отношениях сильнее отражающего немецкое влияние. В отличие
от своих учеников, Ганки и Юнгманна, Добровский не занимался активной
пропагандой чешского языка, предпочитая сам писать по-немецки и на
латыни (лишь в последние годы он написал несколько статей по-чешски).
Распространённое мнение, что он знал чешский язык плохо, ошибочно; он
лишь скептически относился к его будущему как языку всей науки и
культуры (ему приписывают фразу «Оставьте мёртвых в покое»), а писать
по-немецки было полезнее для международного престижа нарождавшейся
славистики.
Добровский активно поддерживал международные контакты, в том числе с
Россией. В 1800-е-1810-е переписывался с А. Х. Востоковым, А. С.
Шишковым и Н. М. Карамзиным (последний включил классификацию славянских
«наречий» по Добровскому в «Историю государства Российского»), был
избран иностранным членом Петербургской АН и Вольного общества любителей
русской словесности в 1820.
Добровский и «Слово о полку Игореве»
Добровский был одним из первых исследователей «Слова о полку Игореве» в
зарубежной Европе. Он чрезвычайно высоко ценил это сочинение («Поэма об
Игоре, рядом с которой ничего нельзя поставить!») и считал, что русские
публикаторы «совершенно не поняли» «Слово», предлагал филологические
исправления к ряду первых русских изданий. Ряд исследователей
предполагает, что Добровский видел погибшую в 1812 рукопись «Слова», так
как в 1792 работал в Москве с собранием А. И. Мусина-Пушкина. Он
руководил работой над первыми переводами «Слова» на чешский (своих
учеников Й. Юнгмана, В. Ганки, Й. Мюллера, С. Рожная), сообщая им
сведения о погибшей рукописи, об ошибках писцов, о её датировке.
В 2003 американский историк Эдвард Кинан выдвинул гипотезу, согласно
которой Добровский сочинил «Слово» около 1793 (допускается как
сознательная мистификация, так и стилизация без цели обмана),
ознакомившись во время пребывания в России с Задонщиной, Ипатьевской
летописью и Псковским апостолом 1307 г. (основными древнерусскими
памятниками, демонстрирующими сюжетную и текстуальную связь со
«Словом»). Затем текст был якобы переслан Добровским в Россию и по его
указаниям получил распространение (никаких фактических доказательств
этой передачи не приводится). Во время последовавшей психической болезни
Добровский мог, согласно Кинану, забыть своё авторство (якобы поэтому он
делал из «Слова» выписки в своих записных книжках, ссылался на него как
на подлинный текст и т. п., а также добивался разоблачения подлога
Ганки). Данная гипотеза сама по себе выглядит во многом предпочтительнее
выдвигавшихся скептиками ранее: Добровский, в отличие от иеромонаха
Иоиля и А. И. Мусина-Пушкина, кандидатуры которых предлались А. Мазоном
и А. А. Зиминым в качестве возможных авторов «Слова», был
филологом-славистом, причём первоклассной по тому времени квалификации,
был профессионально знаком с древними рукописями и фольклором. Тем не
менее эта версия, по-видимому, должна быть отвергнута.
Один из главных доводов, приводимых критиками Кинана (А. А. Зализняком,
О. Б. Страховой, В. М. Живовым) заключается в том, что «Слово»
соответствует языковым нормам XII века в гораздо большей степени, чем
лингвистические работы Добровского, ещё содержавшие, по понятным
причинам, некоторое количество неточностей. С другой стороны, поздние
орфографические и диалектные особенности, присутствующие в «Слове» и в
ряде других славянских рукописей, вообще никак не упоминаются в работах
Добровского, ориентирующихся прежде всего на старшие памятники;
множество грамматических явлений трактуются в «Слове» иначе, чем в
основополагающих «Institutiones» чешского лингвиста (изданных через
двадцать с лишним лет после появления рукописи «Слова»). Таким образом,
если считать поэму об Игоре произведением Добровского, то придётся
предполагать, что он в период, когда историческая лингвистика только
делала первые шаги, самостоятельно открыл несколько десятков сложнейших
языковых явлений, до которых наука дошла лишь на протяжении двух
последующих веков, и при этом никак не отразил это в своих последующих
печатных работах и даже сохранившихся рукописях (а часто и указал там
вещи заведомо неверные). Существуют также серьёзные доказательства
первичности «Слова» по отношению к «Задонщине». Ссылки на якобы
обнаруженные в «Слове» богемизмы, гебраизмы и другие слова позднего
происхождения, приводимые Кинаном, как показывают его критики,
несостоятельны.
Читайте: |
---|
Легенды Чехии:
Период президентства Масарика: 1918-1935![]() Одной из первых задач, с которой столкнулось новое чехословацкое государство, было определение границ. Правительство признало историч... |
Девушка с кувшинами![]() С Терезкой связана одна удивительная легенда. Рассказывают, что когда-то давно в доме, стоявшем на том месте, где сейчас расположен м... |
More in: История и легенды |